Статья профессора Дюла Свака была опубликована 6 сентября 2008 г. в венгерской газете "Népszabadság"
Возникновение, распространение и критика русофобских стереотипов
Эти мысли, которые я предлагаю вниманию слушателей были записаны мной еще до спровоцированного президентом Саакашвили грузинско-российского военного конфликта. Но теперь они стали еще актуальнее.
В последнее время в разных странах мира с новой силой зазвучали голоса русофобов. Обычно это явление стыдливо замалчивается, поскольку для русских оно, естественно, неприятно, оскорбляет их национальную гордость, да и прогрессивный Запад не хвалится русофобией, не укладывающейся в его политически корректное, мессианское самосознание. Однако историки не могут обойти вниманием это явление, ведь, с одной стороны, оно является характерным проявлением искажения современного национального сознания, а с другой стороны, – речь идет о настоящем историческом явлении, многовековая история которого способна связять друг с другом достаточно разнородные эпохи.
Cтрого говоря, тот, кто испытывает фобию, боится чего-то или кого-то. Русофобия, тем не менее, означает не только страх, но и неприязнь, враждебность по отношению к русским. Русофоб считает русских своими врагами, потому что боится их, питает к ним отвращение. И, конечно, этот страх широко пропагандируется. В этом помогают средства массовой информации.
А также и политики. Сразу два конкурирующих американских кандидата в президенты сочли необходимым сделать такие заявления, по поводу которых русская пресса немедленно заговорила о русофобии. Между прочим, такое положение дел установилось в англоязычных средствах массовой информации со времени дела Литвиненко, в результате чего российские аналитические фирмы обнародовали рейтинг русофобских печатных органов. Первой место в нем заняла газета Newsday (США), второе – The Financial Times, а „бронзовую медаль» получила газета The Wall Street Journal. Едва не попали на пъедестал Le Monde и Time. Согласно упомянутым российским исследованиям, в 500 рассмотренных статьях наиболее частыми выражениями, относящимися к русским, были варварство, насилие, дикость и жестокость (иногда в словосочетании «жестокий русский медведь»).
Если у нас возникнут сомнения в связи с беспристрастностью российских исследователей, то их немедленно рассеет американский сайт La Russophobe, который одновременно обеспечивает и поддержание русофобского рвения на необходимом уровне, время от времени публикуя рейтинги важнейших антирусских аргументов. Здесь 10-е место заняло русофобское утверждение, русская кухня отвратительна. Путин лишь на 5-м месте, а самым страшным качеством русских, по данным a La Russophobe, является то, что они ненавидят семью и детей.
Двадцать лет назад известный русский математик и инакомыслящий И. Р. Шафаревич более систематично подошел к данному вопросу в своей ставшей уже классической книге Русофобия. Правда, его аргументация в значительной мере ослабляется тем, что за каждым проявлением русофобии он подозревал наличие некоего еврейского заговора, но все же стóит привести два из собранных им типичных русофобских тезисов: «Историю России, начиная с раннего средневековья, определяют некоторые "архитипические" русские черты: рабская психология, отсутствие чувства собственного достоинства, нетерпение кчужому мнению, холуйская смесь злобы, зависти и преклонения перед чужой властью. ... Но причину своих несчастий русские понять не в состоянии. Относясь подозрительно и враждебно ко всему чужеродному, онисклонны винить в своих бедах кого угодно: татар, греков, немцев, евреев... только не самих себя».Конечно, вряд ли можно утверждать, что такие и подобные им взгляды имеют традицию в венгерской прессе и общественном мнении. Правда, ранее, особенно в начале 90-х гг., под влиянием западной прессы и в Венгрии иногда появлялись антирусские штампы, однако они не смогли пустить прочные корни в сознании венгров. А между тем многие делали все возможное для того, чтобы это произошло. Например, печально знаменитый плакат с надписью «Товарищи, конец!» был рассчитан на самые низменные чувства. И все же социально-психологические исследования профессора Дёрдя Хуняди, охватывавшие длительный промежуток времени, не подтвердили наличия у населения антирусских настроений. Опросы, проведенные среди учащихся средних школ в 1981 г., свидетельствовали о вполне благоприятном отношении к русским. По понятным причинам эта оценка в 1991 г. оказалась гораздо более сдержанной, но все же не перешла в зону враждебности. При этом достойно внимания независимое от колебаний политической конъюнктуры постоянство характерных черт, приписываемых русским. Независимо от смены общественного строя школьники считали русских скорее патриотичными, сознательными, интересующимися политикой, чем обладающими хорошим юмором, старательными и образованными людьми.
По правде говоря, в венгерской истории много таких эпох, когда русских не любили. И речь идет не только о роли, сыгранной ими в 1849 и 1856 гг. и обоснованно вызвавшей ненависть венгров, ведь французская русофобия, зародившаяся уже во время Венского конгресса, постепенно проникла во все европейские страны после подавления польского восстания 1830 г. Этот процесс достиг своей кульминации в период Крымской войны, когда многие авторы, включая Маркса, постарались убедить европейское общественное мнение в опасности русской экспансии. И небезуспешно. С этого времени «русский медведь» более или менее постоянно наводил страх на цивилизованную Европу, особенно во время русско-турецкой войны 1877-78 г., когда восточное государство, угнетавшее балканские народы, парадоксальным образом превозносилось по сравнению с Российской империей. Настроения венгерского общественного мнения в этом вопросе следовали европейским тенденциям, причем соответствующюю базу для этого обеспечивали имперские устремления Австро-Венгрии на Балканах.
Еще в начале этой эпохи, в 1847 г., была издана книга Характероведение, написанная «отцом» венгерской характерологии наций Яцинтом Ронаи, Который сделал попытко собрать воедино характерные черты русского народа. Некоторые положения этой книги удивительно напоминают стереотипы современных русофобовl. («Смирение, по которому можно безошибочно распознать русского из низов, быстро переходит в покорность, а послушание– в рабство... Русский больше способен терпеть, чем делать…В числе его главных страстей – скаредность, болезненное стремление к господству и завоеванию». И т. д. и т. п.). Можно предположить, что эти утверждения навеяны т. н. «немецкой таблицей народов», которая в первой половине XVIII в. была вывешена во всех немецких трактирах для наставления простодушных трактирщиков относительно нравов иноземцев, заходивших выпить пива. И, надо сказать, у трактирщиков было не слишком лестное мнение о «московитах», которых они считали злонамеренными, крайне грубыми, неучеными, склонными к дракам людьми, похожими на ослов. Другой вопрос, что трактирщики не благоволили и к венграм, считая их лишь на волосок лучше русских, но такими же кровожадными, жестокими, да к тому же еще и бунтовщиками.
Но откуда же происходили эти сведения? Историки давно обратили внимание на заметки о «Московии», написанные купцами, дипломатами и солдатами раннего Нового времени. Клише, относящиеся к этой империи, находящейся за «тридевять земель», восходят главным образом к итальянским, немецким, английским и голландским путешественникам. Если перелистать путевые дневники XV–XVII вв., то с их пожелтелых страниц мы услышим почти слова современных русофобов. Например, габсбургский посол Герберштейн писал: «Этот народ имеет более наклонности к рабству, чем к свободе». Наемник, французский капитан Маржерет считал, что все русские «грубы и необразованы, без всякой учтивости, народ лживый, без веры, без закона, без совести». Итальянец Кампензе считал пьянство русской «народной слабостью», а окончательный приговор ученого Олеария звучал так: «Варварский народ – деспотическая власть».
Многие из этих путешественников, по их собственному признанию, не любили русских и хотели причинить им вред. Однако другие из них, наоборот, хотели заключить с русскими союз или получить от них торговые привилегии. Таким образом, они не были изначальными и неисправимыми русофобами и, видимо, больше всех протестовали бы против такого обвинения. Просто они были другими по вере, обычаям, культуре. Впечатление, которые они получили от русских, определялись европейским чувством превосходства, противопоставлением типа «Мы–Они», а также характерной для досовременных народов малой эмпатией по отношению к инаковому, непривычному. Здесь причина и источник устойчивых, как мы видели, стереотипов, связанных с русскими.
Все эти представления не сопровождались образом врага, не имели наступательного острия и не были направлены против русских как народа, не толкали на войну против них и не ставили целью стереть их с капты Европы. Быть может, и не стоит называть русофобами наших предков эпохи раннего Нового времени.
Дело в том, что русофобия – характерно современное понятие. Правда, она черпает аргументы и из исторических источников, из по существу безвредных стереотипов, но ее сутью является сознательное, руководимое политическими интересами стремление нанести вред. Западная демократия наших дней чрезвычайно чувствительна, в политкорректном словоупотреблении не comme il faut оскорблять народы, навешивать на них принижающие их ярлыки. Мы уже можем соответствующим образом относиться к ксенофобии, составлявшей органическую часть досовременного или «средневекового» национального сознания и представлявшую собой исторически сложившееся средство поисков самоидентичности, однако ныне к этим шаблонам уже вряд ли можно относиться с терпимостью. Ныне они просто рассматриваются как расистские. В конечном итоге такого рода русофобия функционирует по примерно таким же закономерностям, что и антисемитизм. Ее поддерживают те, кому нужны враги. И, конечно, они всегда возмущаются чувствительной реакцией обиженной стороны.
А между тем, если существует такая национальная особенность, то русский народ чувствителен и действительно иногда реагирует слишком резко. Его в такой степени определяли внешние влияния, что он создал против них постоянный оборонный механизм, теоретический вариант которого представлен славянофилией или русофилией. И насколько антинациональной идеологией является русофобия, настолько национальна славофилия. Со всеми ее историческими преувеличениями. Поэтому не приходится удивляться ни абсурдным утверждениям Шафаревича, ни русофильским несообразностям, появляющимся в русском интернете. Существует, например, и сайт под названием Da Russophile, который провозгласил открытое соперничество с La Russophobe-ом. На этом сайте все антипутинские высказывания рассматриваются как проявления русофобии, а историческое самооправдание простирается до того, что, скажем, подавление революции 1848–49 г. представлено как нравственный пример союзнической верности, в то время как поляки, восстание которых также было подавлено, обвиняются в распространении антирусских настроений.
В результате всего этого иногда достаточно сложно провести границу между старыми стереотипами о русских и русофобией. Историк может с удобствами путешествовать по эпохам и изучать антирусские источники, это не может послужить предметом национальной чувствительности. Опасность состоит в использовании этих источников с политическими целями, за которым, как мы знаем, всегда скрывается экономическая и властная конкуренция. Прикрывать это призвана русофобия. В результате старые стереотипы могуть попадать в политический «бермудский треугольник» «власть – масс-медиа – общественное мнение», лего превращаясь в антирусское оружие. В атлантической внешнеполитической культуре видна к этому и склонность, видны и соответствующие запросы.
Историкам следовало бы отделить досовременные предрассудки эпохи раннего Нового времени от русофобии современной эпохи, хотя духовный арсенал, «историческая» аргументация в обоих случаях показывает поразительное сходство. В этом может помочь новое определение русофобии, которая может звучать так:
«Совокупность управляемых политическими и властными интересами стереотипов, представляющих все русское в отрицательном освещении».
Еще бóльшую помощь могут оказать интердисциплинарные исследования по различным вопросам, как например:
– «Внешняя» versus „внутренняя» русофобия.
– Место русофобии в рамках ксенофобии и национальной идеологии.
– Региональные разновидности русофобии.
– Сопоставление германофобии, туркофобии и пр. с русофобией.
– Изучение национальных стереотипов и характерологии наций.
Перечисление тем можно было бы продолжить. Невозможно одно: замолчать проблематику русофобии. В настоящее время идея нации снова переживает период возрождения. Первые усилия, направленные в средние века на самоопределение наций, были одновременно и первыми проявлениями ксенофобии. Парадоксальным образом и в нашем «глобализованном», «наднациональном» мировом порядке нашлось видное место для ксенофобии, в том числе и для русофобии. Необходимо международное сотрудничество русистов, их совместная исследовательская деятельность, которая позволила бы беспристрастно изучить это историческое явление.
В этой работе всегда можно расчитывать на участие Центра русистики Будапештского университета.
Дюла Свак
|
